Адвокат чародейки [= Тень Эсмеральды ] - Наталия Орбенина

– Господин следователь, – прервал Желтовский общее молчание, – Константин Митрофанович! Вы уже один раз проявили деликатность и благородство души, и я прошу вас вновь о подобной услуге. Дозвольте мне первому войти и поговорить с… – он запнулся, – с арестанткой, прежде чем вы приступите к допросам. Прошу вас, для меня это вопрос чрезвычайной важности. Дозвольте, умоляю! – и он прикоснулся к рукаву сюртука полицейского.

– Я полагаюсь на вашу порядочность, Сергей Вацлавович, и полагаю, что вы не используете это свидание во вред следствию!

– Клянусь вам! И благодарю вас! Вы снова спасаете меня, на этот раз – от безумия.

Хмурый санитар отпер дверь тюремного лазарета и медленно пошел прочь по коридору. Сергей долго смотрел ему вслед, ожидая, пока не затихнут его шаги. Глубоко вздохнул, перекрестился, на секунду зажмурился и приоткрыл дверь.

Его встретил едва уловимый запах можжевельника. Сердце отчаянно затрепыхалось в груди, мир снова перевернулся и расцвел всеми красками.

«Петербургский листок» зимою 189… года сообщал о прелюбопытнейшем процессе в Окружном суде. Слушалось дело о таинственных обстоятельствах смерти чиновника Боровицкого, умершего в грязелечебнице в Крыму. Обвиняемую в убийстве горбунью Лию Гирей, как сообщала газета, защищал адвокат Маклаков. Однако сведущие люди точно знали, что весь процесс готовил сам Желтовский, но – по некоторым причинам – в последний момент он уступил ведение дела своему помощнику, впрочем, подающему изрядные надежды. Видимо, причины те носили глубоко этический характер, так как, по сведениям газеты, покойный приходился дальним родственником известному адвокату. Защитник Маклаков убеждал присяжных, что подсудимая – безнадежно больная женщина. Ее рассудок затемнен страданиями, вызванными ее уродством – горбом, и эпилептическими припадками. Она живет в иллюзорном мире, полном фантазий, иногда бредовых и даже опасных. Видимо, в подобном состоянии она и совершила свое злодеяние. Доводы адвоката находили подтверждение в речах самой подсудимой. То она принималась рассуждать о возможности свободного перемещения некоторых душ, а также о процессах попеременного пребывания одной означенной души в совершенно разных телах. «Что ж, – как иронично замечала газета, – оставим сии рассуждения для тех наших читателей, которые хорошо знакомы с восточными философиями, индийскими верованиями и прочими премудростями, к российской действительности плохо применимыми. Скорее уж, следом за присяжными и судом, прислушаемся к доводам специалиста по психиатрии». Далее подсудимая утверждала, что ее имя – Киреева Розалия Марковна: она служила в доме Боровицких гувернанткой. Также она заявляла, что являлась тайной женой покойного, что и вовсе уж представляется делом смехотворным и, более того, просто абсурдным. Призванная в свидетели по делу Зинаида Боровицкая, сестра покойного, которую якобы в юности воспитывала обвиняемая, ее напрочь не признала. Присяжные вынесли приговор: «виновна, но подлежит снисхождению», после чего злополучную горбунью отправили в больницу Николая Угодника – дом для умалишенных. Далее газета продолжала:

«Адвокат Сергей Желтовский, по некоторым сведениям, вернулся после лечения в Крыму в крайне подавленном и болезненном состоянии духа. Из чего можно сделать вывод, что тамошний климат и методы, применяемые в лечебнице, не пошли ему на пользу. И это – весьма печальное обстоятельство, которое еще раз убеждает нас и наших читателей в том, насколько наше российское курортное лечение уступает по качеству заграничному. Вот где непаханое поле для истинных патриотов, пекущихся о здоровье соотечественников! Вот объект для трудов и заботы земств!

А что до прославленного адвоката, так тут надо заметить, что он уехал с матерью из Петербурга, сначала в Варшаву, а оттуда в Швейцарию, для поправки пошатнувшегося здоровья. Будем уповать на то, что альпийский горный воздух и материнская любовь исцелят все его хвори, утолят все печали».